|
Эвен |
Часть I |
Школьные учителя |
ШКОЛЬНЫЕ УЧИТЕЛЯ
Один из 73
Из статьи Инны Стесель. Газета "Новости недели" от 16 февраля 1997г.
Я не собиралась писать об этом... Я не знаю, как писать об этом. Боль нельзя
материализовать в слова. Да и кому она нужна, моя боль, когда ад разверзся перед
семьюдесятью тремя матерями...
Телефонный разговор начался с вопроса, совершенно для меня неожиданного. "Вы
учились в 57-й киевской школе?" - поинтересовались на том конце провода. Я
подтвердила. "Знаете, я тоже окончила эту школу, - сообщили мне, - на несколько
лет раньше вас. Если бы вы меня увидели, непременно узнали бы. А известно ли
вам, что Виталий Радинский, погибший недавно в катастрофе вертолётов, тоже из
57-й школы? Правда, между нами целое поколение... Кстати, с его мамой мы
учились в одном классе. Здесь вообще много наших... И учителей тоже... Например,
Евгения Исааковна Калика, Полина Михайловна Аронова... Обе живут в Иерусалиме".
Я слушала совершенно опешившая. Собственно, ничего необыкновенного не было в
том, что сегодня в Израиле оказались бывшие ученики и учителя из моей школы. Но
то, что Виталий из нашей школы, почему-то поразило.
Моя телефонная собеседница продолжала: "На следующий день после трагедии мы
собрались дома у родителей Виталика и подумали: учителя могут многое о нём
рассказать... Когда мальчик вырастет, он должен знать, каким был его папа, как
его все любили, каким самоотверженным и веселым он был... Это так
несправедливо, что в первую очередь уходят лучшие..."
...Кто-то из журналистов в первый день катастрофы высказал мысль: Израиль -
очень маленькая страна, где все, так или иначе, связаны друг с другом. И когда
случается с кем-то несчастье, всегда оказывается, что ты хорошо знаешь кого-то
из его близких. Отсюда, мол, это ощущение всеобщей причастности... Я тогда
подумала - какое странное объяснение нормальной реакции человека на чужую
боль... А если никакие ниточки знакомства не связывают с родственниками и
друзьями мальчиков, так дико, так немыслимо жестоко изъятых из жизни, разве от
этого меньше болит душа?
И, всё же, журналист в чём-то оказался прав: сознание, что нас с Виталием связывает общая школьная память, что он ходил по тем же коридорам, сидел
за теми же партами, на которых многие поколения учеников оставляли знаки своего
присутствия, играл на той же спортивной площадке, к общему ощущению горечи и
утраты добавило что-то очень личное.
Наша школа была хорошо известна в Киеве. Это была школа с репутацией, она
сохранила традиции, которые легко утрачивали другие: здесь работали, как
правило, высококлассные педагоги... Планка учительская была поднята высоко. Не
знаю, как обстоят дела теперь, когда в стране, из которой мы уехали, всё так
резко изменилось, но в моё время и позже, когда в этой школе занималась моя
младшая сестра, а затем моя дочь, было именно так...

На вечеринке школьных друзей. 1980 г |
|
|
...Серое добротное здание, построенное в начале тридцатых годов, с двумя
большими каменными шарами на входе. Сюда очень давно привели меня, маленькую, с
огромным бантом в волосах. С разрывом в массу лет здесь же начинал школьную
жизнь Виталий Радинский... Я помню о нём очень многое... Помню актовый зал -
здесь он, наверное, пригласил соученицу на танец... Знаю, что бегал с уроков в
кинотеатр, который находился совсем рядом, в школьном дворе. Наш "Комсомолец
Украины". Мы ощущали его частью школьного ансамбля и иногда вместо уроков
попадали в кинозал. Я многое помню. Но куда больше, чем я, знают и помнят о
Виталии его педагоги. И я хочу предоставить слово Евгении Исааковне Калике,
учительнице младших классов.
- Что говорить... Невозможно представить себе, что Виталика нет. Немыслимо. Я
давно дружна с его родителями, и когда Виталика отдавали в школу, мы решили, что
разумней будет, если он будет учиться у Эльвиры Антоновны, в классе "А".
Он был очень живым, непосредственным ребёнком. Энергия била ключом, вечно
носился по коридорам, даже в выпускном классе... Очень дружил с девочкой Аленой...
Когда Виталик приезжал из Челябинска на каникулы, он обязательно заходил в
школу. За несколько дней до гибели Виталика Алёна позвонила ему из США, где она
теперь живёт. Как будто хотела попрощаться... Его любили друзья, учителя. Да,
собственно, его все всегда любили. В черные дни после катастрофы в дом к
родителям Виталика пришли два молоденьких солдата и рассказали, что всего пять
часов были знакомы с Виталием. "Мы вашего сына никогда не забудем",- сказали они
матери. Он был, Господи, как научиться произносить это страшное слово" был"...
Он был очень целеустремлённым. Хотел, быть, как его мать, и стал, говорят, очень
хорошим специалистом. Вообще с Лениной у них была особая дружба. Он и похож на
неё очень. В Израиль приехал с женой. Родители репатриировались позже. В
письмах к ним Виталий просил не торопиться, приехать сначала в гости,
присмотреться, примерить эту жизнь на себя. Он понимал, что мать, высоклассный
врач-гинеколог, вряд ли будет здесь работать по профессии. А у Ленины в Киеве
было имя, она пользовалась огромным уважением. На это Виталий получил ответ: "Мы
могли бы думать, если бы у нас было несколько сыновей, но ты у нас один, да и Израиль нас
не пугает". В Израиле у Виталия всё складывалось хорошо, он быстро освоил язык,
работал в больнице "Рамбам" в Хайфе. Здесь родился его сын Иосиф. Жить бы да
жить. А вот не судьба... Как смириться с этим...
Преподаватель математики Полина Михайловна Аронова вела классы с шестого по
десятый. В те годы, когда у неё занимался Виталий, она была совсем ещё молодой
учительницей, из категории педагогов, которым удивительным образом удаётся
дружить с ребятами, пользоваться их полным доверием, уважением, даже обожанием,
исключив при этом фамильярность. Если бы нам с Полиной Михайловной пришлось
встретиться при других обстоятельствах, разговор пошел бы совсем по другому
руслу - ведь она преподавала математику и в классе моей дочки, у нас есть
множество общих знакомых... Но сегодня, кроме трагической гибели солдат, никакие
темы не казались уместными.
– Он хорошо учился? - спросила я, имея в виду, конечно, Виталия.
– Да, ему всё давалось легко, но, видимо, с детства он знал, что будет врачом, и
фильтровал, что пригодится ему в профессии, что нет. Математика в перечень
самых важных предметов не входила, хотя никаких проблем не было. Но иногда мне
казалось, что уроки по алгебре, геометрии он готовит исключительно из доброго
расположения ко мне, чтобы не огорчать. У нас была такая традиция - по окончании
школы ребята дарили учителям альбом с фотографиями и надписями. Виталий мне
написал: "Я математику никогда не учил". Я это знала и без его признания. Он
был очень искренний и очень надёжный. Ребята, с которыми он здесь служил,
говорят: мы чувствовали себя уверенней, когда он был рядом. Кстати, во втором
вертолете был тоже киевлянин, выпускник Киевского мединститута, сын подруги
Ленины Иосифовны - Мельник Вадим. У Вадима тоже остался маленький ребёнок,
младше Иосифа...
Иосифу шесть лет, он уже пошел в школу. Он так растерян сейчас... Не понимает,
что произошло... Говорит: "Мой папа герой". И никак в толк не возьмёт, почему в
доме столько людей, почему плачут...
– Насколько я знаю, родители Виталия отказывались давать интервью газетам...
– Да... Их просили об этом и "Маарив"и "Йедиот Ахронот", с
телевидения звонили.
Они в шоке, какие там интервью... Но, мне кажется, для них очень важно сохранить
всё, что говорилось и писалось в эти чёрные дни о Виталике. Материалов было в
прессе, русскоязычной и ивритской, много, на радио РЭКА о нём рассказывали. Вот
бы всё это собрать для них и для Иосифа...
Сегодня ровно неделя с того страшного дня, когда в небе над мошавом Шаар Ишув
взорвались два вертолёта, направлявшиеся в Южный Ливан для выполнения боевого
задания. Сегодня я иначе, чем прежде, прислушиваюсь к рокоту вертолётов. И
острее, чем когда бы то ни было, не хочу, чтобы над головами наших детей летали
боевые машины.
|