|
|
РОДНЫЕЛенина РадинскаяЗаметки ко дню рождения Виталика - 38 лет
Нельзя принять то, что его нет и это навсегда.38 лет, а кажется, что все было вчера и помнится всякая мелочь. Главная особенность Виталика - то, что он рано сформировался и стал личностью, как мне кажется яркой и даже неординарной - и так думают многие из тех, кто его знал. Личность оказалась сильной и свободной. Это было так очевидно, что в основе наших взаимоотношений лежало уважение к его личности, которое в дальнейшем обернулось взаимопониманием и взаимоуважением. Наверно, главное - это атмосфера дома, семьи. Мы были вполне зрелыми людьми, очень много работали в своих любимых профессиях и делали все, что могли, для всестороннего развития личности сына. Заводила, шалун с детства, он был не склонен к физическим упражнениям, хотя играть очень любил. Трудно подчинялся. Теннис - улетали мячи, гимнастика - смешил всю группу, на плавании - просил забрать, так как тренер считал, что из него ничего не получится. Уговорила доказать, остаться. Он остался и научился хорошо плавать. Особенности его личности: чувство юмора; товарищество, умение дружить, любовь к друзьям Школьные друзья. Школа, которую окончила и я, в которой преподавали мои учителя и учились дети моих соучениц. Виталик пришел в школу через 17 лет после того, как я ее окончила. Он хорошо дружил с мальчиками и девочками. Два его друга Дима и Вова остались друзьями на всю жизнь. В институте Виталик обрел прекрасных преданных друзей. Это - Володя Кобзанцев, Марик Голод, Марик Зевин, Женя Вольфовский, Игорь Науменко, Алеша Покровский. Дружеские отношения сложились у Виталика и с родителями его друзей, и с нашими многочисленными друзьями, с учителями в школе и преподавателями в институте. Самостоятельность, независимость, нежелание смириться с предлагаемыми условиями. Учителя говорили о его самостоятельности с детства... 2001 г. Заметки ко дню рождения Виталика - 40 лет.Я часто думала, каким он вырастет, каким станет к 40 годам? Так хотелось дожить и узнать, и увидеть, и, может быть, как-то участвовать, как-то помочь ему в жизни, профессиональной и бытовой. Представляла его клинику, а себя секретарем, менеджером, уборщицей и "куда пошлют" и "что угодно". Не довелось... Может быть, правда, что человек живет, пока его помнят. Вот и мы "должны" вспомнить и написать, и издать, чтобы "жил". ...Наше воспитание и менталитет, увы, не способствуют ни открытости, ни возможности делиться: все кажется очень личным и "не подлежащим"... Человек не схема, он, главным образом, в каких-то мелких, частных особенностях и проявлениях. А об этом писать труднее всего.
Виталя был первым, единственным и очень желанным нашим ребенком. (С моим будущим мужем Фимой мы встретились случайно - в Киеве, на Крещатике, вернувшись каждый из своего "далека": я - с Урала, он - из Мурманска). К тому времени мы оба были уже вполне взрослыми, зрелыми людьми, но в то же время еще очень наивными, романтичными и непрактичными. Отсутствие даже элементарной материальной базы не мешало нам, что называется, "не глядя" пожениться через 3 месяца после знакомства, поставив родителей перед фактом. Я была уже "опытным" акушером-гинекологом, с 3-х летним стажем в районной больнице - и, несмотря на отсутствие жилья и работы, думала только о том, чтобы дети были и поскорее. Всегда хотела, чтобы их было много: ведь я-то единственная. Замужество и беременность пришлись как раз на получение работы - далеко от дома, и не такой, как хотелось. Но полугодовая безработица смирила амбиции. Так что Виталик с малого срока моей беременности начал добираться со мной на заводские приемы - тремя видами транспорта, с пересадками, рвотой на остановках и прочим. Теперь известно, что все это влияет на здоровье и, наверное, на судьбу будущего человека. Так хотелось ребенка, но успешной карьеры хотелось ничуть не меньше. А по мере его роста мы с ним уже успешно дежурили в роддоме, и мне приходилось поудобнее устраивать живот с Виталиком, чтобы выслушивать сердца других деток во время приема родов. Родился Виталик 20.12.63, немного позже срока, с обвитием пуповины вокруг шеи, что вызывало у меня тревогу и беспокойство о его будущем нормальном развитии. Нелегкая была тогда жизнь. Одна комната с пожилыми родителями, ограниченные материальные возможности, примитивные, по теперешним временам, средства ухода, но все радовались мальчику, которого мы с Фимой, не сговариваясь, назвали Виталиком. Мальчик не был ни тихим, ни спокойным, он много плакал, у него час-то болел животик, но очень рано он начал смотреть на все, что его окружало, вполне и совершенно осмысленно, а к 5-6 месяцам - с явной лукавой усмешкой. Через 56 дней после рождения Виталика мы с ним расстались, т.к. я вышла на работу в родильный дом на полную ставку - для чего приходилось добираться на другой берег Днепра. Мама и папа, конечно, души не чаяли во внуке, а мы с Фимой становились родителями только по вечерам и ночью.
Болел Виталик на первом году жизни и воспалением легких и бронхи-том, а уж животик - так и беспокоил его всю жизнь. Я плохо помню эти годы: очень уставала. Виталик плохо спал до 2-2,5 лет, а, может быть, и позже. Рано бросил спать днем. Где-то до полутора лет говорил мало, но правильно, а потом, в год и семь месяцев стал говорить много, и всем запомнилось, как он вдруг отчетливо произнес название цветка в доме: "традесканция". Чтобы облегчить жизнь родителям, мы пытались отдать Виталика в детский сад. Он не хотел категорически. Цеплялся за шею и ревел благим матом. Мама сказала: "Отдадите, когда меня не будет". Виталику было 3,5 года, когда умерла моя мама. Он пожил у Фиминых родителей в Полесском, а осенью пошел в ведомственный садик, где нашлась одна воспитательница, которая была ему по душе, а с другими он буянил и конфликтовал на полном серьезе. Его чаще стали мучить колики в животе, и он совершенно сознательно кричал мне в 4 года: "Мамочка, ты же доктор, помоги мне!". Он страдал, а врачи не могли понять, в чем причина. Видимо, проблема с желудочно-кишечным трактом была у него врожденной. Потом мы переехали на бульвар Шевченко, я работала ближе к дому, и мы с ним гуляли по бульвару, в парке. В 4,5 - 5 лет Виталик много рисовал, клеил модели самолетов, а с 5 - 6 лет начал работать с механическим конструктором. Он мог часами сидеть в углу салона и крутить гайки, создавая всякие конструкции по своему усмотрению. Он не был ни тихим ни спокойным ребенком, но как-то всегда выполнял то, что требовалось. Вот только с едой было плохо: ел он исключительно со сказками и баснями, среди которых со временем стали преобладать наши профессиональные темы: Фима рассказывал ему о судах, о спасении с подводных лодок; я - о медицине; мы много фантазировали, читали ему вслух. Папа пел и рассказывал ему устав внутренней службы. Виталик много и интересно спрашивал. В 3,5 года, копаясь лопаткой в садике, он спросил: "Мама, а как детей делают?", и вполне удовлетворился моим ответом: "Как обычно."
На вопрос: "Что такое чувство юмора?", он в 5 лет четко ответил, что это чувство шутейности. Лет в 5 мы стали выпускать его в парк Шевченко гулять одного. Ростом он был очень маленький, но какой-то духовно самостоятельный, и ни разу не пришел из парка побитым. Видимо, в нем не было агрессии. И позже в нем всегда было стремление к игре, разные идеи - но драться ему не хотелось.
Детский садик так и остался нелюбимым. С 5 лет мы с Фимой стали по очереди выезжать с ним в отпуск. Впервые в мае 69 года я отправилась с ним в Сочи - "дикарем" в полном смысле слова. Оздоровление перед школой: морские купания, полоскания горла; прогулки в парке. Виталик, как всегда, очень плохо ел, все усилия и разговоры направлялись на то, чтобы как-то его накормить. По приезде в Киев сразу отправились на операцию: удалили мальчику гланды, чтоб поменьше болел. 7 дней он провел в больнице: родителям тогда не разрешали посещения, а я, врач, не попыталась это преодолеть. Для Виталика это оказалось психологической травмой. Он долго потом рисовал себя, привязанным к стулу, и вокруг - разбросанные удаленные гланды. Мы жили тогда в районе, где находилась моя школа. Виталик пошел в первый класс, немного не "дотянув" до 7 лет. Это была "моя" школа. Мы выбирали учительницу подобрее, и не ошиблись в выборе: Эльвира Антоновна хорошо, терпеливо относилась к детям. Виталик был в классе самый маленький - и по росту и, наверное, по возрасту; сидел на первой парте и первые 2 года очень старался. Потом он сказал: "Я был такой дурак: я думал, что надо сидеть тихо, сложа руки". Читать самому особого желания не было примерно до 3-го класса. Мы все искали, чем бы его заинтересовать. Записались в несколько детских библиотек, но его это еще не занимало. Не раз плакал возле книжных полок. Перелом произошел, когда мы наткнулись на написанную с юмором книжку Ефима Чеповецкого "Кицик и Мицик"; с этого "Кицика и Мицика" началось его самостоятельное чтение. Чтение стало его хобби и не оставляло его никогда. Читал Виталик много, быстро, памятливо. В старших классах он опустошал полки в читальном зале, где работала моя соученица Алла Матушенко, и читал запоем. Ездил с баулом на другой конец города, чтобы набрать побольше книг. Очень рано, в 3-м классе, увлекся астрономией. Читал учебник, энциклопедию, рисовал карты звездного неба, по вечерам мы с ним ходили в парк смотреть на звезды. Я держала ему шапку, а он, задрав голову, изучал небо. Сначала купили подзорную трубу, потом конструктор "Оптик", из которого он сделал себе телескоп. Увлечение было настолько сильным, что мы уже начали беспокоиться: куда его возьмут учиться? Но на смену астрономии пришла радиотехника. Не помню, откуда это взялось. Поставили рабочий деревянный столик с тисками, инструмента-ми, паяльником, деталями, и Виталик начал собирать магнитофон. Это увлечение продолжалось до 9 класса. Он мог заниматься этим по много часов, и мне казалось, что ему не столько важен результат, сколько сам процесс. Мы думали, что это станет его профессией. В 8-м классе Виталик решил пойти в вечернюю школу радиотехники ДОСААФ. Это было платное учебное заведение, и он успешно его окончил, получив удостоверение радио-телемастера.
Серьезных проблем со школой у него не было. Но обычная непоседливость, игривость, поиск чего-то интересного в те времена преследовались очень строго. Виталик регулярно попадал в очередные "правонарушения". В пятом классе было так называемое "Дело о стеклотаре". Компания ребят (в том числе и Виталя) собирала бутылки в ближайших к школе домах, а потом они били их о глухую стену во дворе гостиницы "Интурист" с криками "Ура! За Родину!" Разбирательство с поисками зачинщиков проводилось всерьез. Виталику это стоило язвы двенадцатиперстной кишки, открывшейся у него в одиннадцатилетнем возрасте. Но зачинщиков дети не выдали. Однажды Виталя и его друг Вова Шпанько сделали в учебнике по алгебре рисунок на тему: "Чем я тебя породил, тем я тебя и убью!" и по забывчивости оставили учебник на полке в математическом кабинете. В результате, в школу вызвали родителей. Пришла я и Вовин папа, а потом было собрание для родителей-пап, которые вспоминали о том, кто из них и что делал в детстве на эту же тему. А я принесла в школу папку с рисунка-ми Виталика на фантастические темы: о "желтой планете". К сожалению, эти рисунки там и остались. Думаю, Виталику повезло, что он учился именно в 57-ой школе, которую окончила и я, где был более демократичный уклад и учителя, которые его понимали и принимали. Моя учительница (Тамара Соломоновна Лисянская) и мои однокашники, ставшие учителями (Маргарита Семеновна Шпанько и Евгения Исааковна Калика) опекали Виталика все годы его учебы. Я всегда была благодарна его первой учительнице Эльвире Антоновне и классному руководителю Ольге Леонидовне и, конечно, Людмиле Михайловне, которая преподавала у него биологию, а с 9-го класса стала классным руководителем и другом Виталика. Он увлекся биологией, прочитав случайно оказавшийся у него в руках учебник по биологии для медучилища, и даже занял третье место на республиканской олимпиаде в Одессе. Это был его первый выезд без родителей. Учиться постоять за себя ему пришлось довольно рано, т.к. в нем рано проявились независимость и свободолюбие: он как бы родился свободным, без рабских комплексов смирения и послушания, с которыми мы так и не расстались. В 5 лет, будучи в санатории, он отказался от лечения, а в 12 лет, в Трускавце, собрал свою компанию, чтобы сопротивляться хулиганствующим деткам. Из привилегированных пионерских лагерей он просто сбегал и возвращался домой. Еще в те (советские) времена Виталик позволял себе довольно свободно общаться с учителями и высказывать собственное мнение, которое появилось у него очень рано. Читал он в школе запоем. Прочитал всю классику, но особенно любил фантастику. На экзамене в 10 классе ему задали вопрос: "Кого бы ты взял с собой в коммунизм?" Он ответил: "Никого" и пояснил, что не видит достойных, хотя присутствующие вполне могли претендовать на это. Ситуацию пришлось спасать. Я до сих пор так толком и не знаю, чем было вызвано его желание стать врачом. 7 человек из его класса поступили в мединститут, но только одному Виталику пришлось для этого уехать из Киева, и он прекрасно понимал, почему. Справочник по биологии Виталий просто выучил наизусть. Готовился к экзаменам и одновременно перечитывал "Крестного отца". Виталик победил своим упорством и уехал в самостоятельную жизнь за тридевять земель... Смена квартир, вечное желание поесть (наконец-то, появился аппетит), новые друзья, студенческая и всякая вольная жизнь: ему все это было по душе. А мы ждали его редких писем и каникул. Во время вступительных экзаменов в Челябинский мединститут, мы жили с ним в пустой квартире моих родственников. В Москве тогда шла Олимпиада, и я отвлекалась телевизионным спортом и засолкой грибов. А Виталик переключался на чтение "Крестного отца", которого он и так уже знал наизусть. Ему очень импонировала известная фраза о предложении, от которого невозможно отказаться. Стать "доном" - сильной, самостоятельной личностью, видимо, казалось ему очень привлекательным. На курсах подготовки к экзаменам Виталик познакомился с Алешей Покровским, и они подружились. Виталик так определил их общность: "Алеше тоже нравится "Солярис" и "Час быка"". Эта дружба продолжалась и во время учебы. Совсем нелегко было приспособиться к самостоятельной жизни вполне домашнему и "вполне ребенку". Сначала Виталик жил на квартире у Фиминых родственников, где кроме него было еще 3 мальчика разных возрастов. Когда на вопрос: "Каким врачом ты будешь?", он ответил им: "Гинекологом", они были просто шокированы, не понимая, что никакой "испорченности" в этом нет. Просто он вырос во врачебном доме, где мама - гинеколог. Перед экзаменами в Челябинском мединституте мы с Виталиком навещали моих друзей-врачей, Виталик с ними знакомился, беседовал, внимательно выслушивал их советы. Это не было "безоблачное" поступление. Уже на первом экзамене по физике (а Виталя считал, что знает физику лучше других предметов, т.к. занимался с преподавателем), когда ему стали задавать все новые и новые вопросы, он спросил, на сколько "тянут" эти дополнительные вопросы. И получив ответ, что "пятерки" все равно не будет, сказал, что на "четыре" он и так уже ответил достаточно. Все было трудно, исход решили "5 баллов" по биологии. Виталик, приобретя опыт на предыдущих экзаменах, на этот раз начал отвечать с последнего вопроса и не прекращал отвечать до тех пор, пока экзаменатор сам не попросил его остановиться. Таким образом, ему не могли приписать "неполного раскрытия темы". Виталик пришел после этого экзамена обессиленным. Оставалась еще письменная работа по русскому языку. Виталик писал сочинение на свободную тему: "Образ врача в русской советской литературе". Это была "его" тема. Трилогия "Дорогой мой человек" была у нас домашней книгой, и он перечитывал ее много раз. Писал он короткими фразами, чтобы не делать синтаксических ошибок, и полученной "четверки" ему было вполне достаточно для поступления. Потом мы с ним улетели на две недели домой, и я сразу же вышла на работу, использовав весь свой отпуск и еще месяц без содержания. До тех пор, пока из Челябинска не пришло известие о его поступлении, я все время мучилась вопросом: как лучше - чтобы Виталик поступил и навсегда уехал из дома (я так это тогда воспринимала) или, чтобы он не поступил и остался дома в поиске другой жизни и других возможностей. Но Виталик поступил. На этот раз мы провожали его в Челябинск уже одного с большим красивым чемоданом и не меньших размеров рюкзаком. Вылет задержали на 12 часов, и мы с ним ходили и сидели в аэропорту, разговаривали. Помню только, что Виталик был тогда в рыжей курточке, маленький, и все время просил меня: "Давай указания".
Его первые письма были полны восторгов и разных впечатлений. Запомнилось, что он написал: "На курсе 25 евреев из разных концов страны". Это очень его впечатлило. Потом он рассказывал, что самым трудным для него в то время было принимать самостоятельные решения по любым, даже мелким поводам. Сначала смена его квартир проходила с нашим участием, но потом, уже на 2-ом курсе, он сам вместе с Вовой Кобзанцевым нашел квартиру в центре города у пожилого человека, который когда-то работал на заводе вместе с моим дядей Нюмой. Несмотря на бытовое разгильдяйство обоих мальчиков, у них сложились неплохие отношения с хозяином. Я была там в 84 году. И хозяин как-то с опаской (чтобы Виталик не услышал) сказал мне, что Виталик - гений. Меня убивал беспорядок в его личных вещах и, вообще, тот беспорядок, который я обнаружила у мальчиков в комнате, но хозяева мне сказали, что это он еще специально готовился к моему приезду. Мне понравились ребята, с которыми Виталик меня познакомил. А потом мы с ним поехали в Курган к моим друзьям-коллегам, с которыми я подружилась в самом начале своей медицинской карьеры, работая (по распределению) в районном центре Макушино. Они встретили нас, как всегда, очень радушно, и они с Виталей как бы приняли друг друга. Мне запомнился тост, который он тогда произнес. Он сказал, что по-хорошему завидует нам - потому что встретившись в молодости, мы сумели сохранить свою дружбу и желание встречаться через столько лет. Виталя приезжал еще пару раз в Курган, занимался там на хирургических курсах, был на свадьбе у сына моей подруги. Он сумел найти общий язык и с моими уральскими друзьями. Наши с Фимой друзья были с детства и его друзьями. Мы отдыхали вместе, часто встречались. Виталий как-то сказал, что чувствует себя скорее человеком нашего поколения, чем поколения своих ровесников. Годы учебы в институте, думаю, были для него счастливыми. Свобода, бытовое разгильдяйство, товарищество, интерес к учебе, девочки. На втором курсе Виталя захотел работать на "скорой", чтобы одновременно учиться специальности и подрабатывать. Я посоветовала ему просто пойти в больницу, в операционную: "сначала будешь мыть полы, потом помоешься на операцию". Так и случилось. В институте Виталик подружился с Вовой Кобзанцевым - на почве любви к хирургии; нашел общий язык с молодым хирургом Крыжановским. Писем было мало, мы жили в постоянном ожидании и тревоге. При возможности общались по телефону. Тогда это было дорого, но очень хотелось его услышать. Дома Виталик бывал на каникулах 2 раза в год. Это были полеты, час-то через Москву, где жила моя школьная подруга Мила. Он дружил с ней, и с самого детства - с Милиной дочерью Юлей. Дома, в Киеве, он отсыпался, отъедался, встречался с друзьями и никуда не хотел уезжать. Я думаю, он скучал по своим друзьям, по домашней жизни. На каникулах он всегда посещал школу, любимых учителей. К каждому отъезду Виталика мы тщательно готовились, обновляли его одежду. (Сняли с него мерку, чтобы без примерки ему сшить костюм. В этом костюме он был на свадьбах у своих друзей, а после - и на собственной свадьбе тоже). Большой, красивый чемодан был отправлен в отставку. Зато Фимин объемистый рюкзак заполнялся накрахмаленными халатами и наглаженными рубашками, чтобы вернуться к нам набитым теми же самыми вещами, но только уже совсем в другом состоянии. С возрастом Виталику, видимо, стало приятно хорошо одеваться, но делать для этого усилия - ни-ни... Заниматься своим здоровьем, делать для этого хоть что-нибудь - нет и нет! В школе Виталик не курил, но на 2-ом курсе начал курить и бросить уже не мог, хотя в последние годы, мне кажется, хотел. Его студенческие годы для меня были годами интенсивного труда, что помогало справиться с его отсутствием. Окончив институт, Виталик поехал по распределению в районную больницу в город Троицк. Он окончил тот же институт, что и я. В какой-то степени он со мной всегда соревновался. Мне это было приятно - и очень тревожно. Однажды я ему сказала: сдаюсь, побеждена - ты достиг большего, чем я. В Троицке была небольшая больница, но Виталий "выжимал" из нее все, что можно: сделал сам - в отсутствие заведующего - три резекции желудка, но при этом часто советовался со мной по телефону. Все больные выжили - он неделями сидел у их постелей... Я помню, как Виталик оперировал 11-летнего мальчика, доставленного в больницу с запущенным - после аппендицита - перитонитом. Случай был сложнейший. Но Виталий взялся за него, не стал переправлять ребенка в областную больницу. А тут у него самого обострилась язвенная болезнь. Впоследствии этого мальчика - вместе с Виталием - перевели в городскую больницу, и они лежали в соседних палатах - доктор и пациент. Мальчик выжил! ...В Троицке Виталий проработал 3 года, до июля 1990 года. К тому моменту он уже был женат, Аннета ждала ребенка... В августе они получили разрешение на выезд в Израиль. Аннета вот-вот должна была родить... 22 сентября они уехали. Мы их провожали в Киеве, на железнодорожном вокзале. У них было огромное количество вещей, а пересадку надо было делать в Бухаресте. Мой сын приготовился принимать в дороге роды - взял с собой полный набор всего необходимого. Он ужасно этого боялся, а я боялась еще больше. Но Аннета вела себя очень мужественно... Ребята приехали в Израиль и поселились в Цфате. Друзья помогли им - они очень быстро сняли квартиру. 14 октября 1990 года родился Йосик... А мы... Мы вообще не могли себе представить, что нас когда-нибудь выпустят - Фима, мой муж, работал в оборонной промышленности. Но в марте 1994 нам удалось уехать. Виталий очень боялся, что нам будет трудно. Но мы понимали, что ему и Аннете необходима наша поддержка. У нас не было иллюзий - мы ко всему были готовы, к любым трудностям, мы хотели быть рядом с детьми. Мы всегда ждали от него известий. Письма были редкостью. Виталя, мне кажется, был с нами достаточно откровенным, хотя о своих проблемах старался не сообщать и не жаловаться. Девочки в школе были подружками. Самая близкая из них - Алена Факторова. Я никогда не задавала лишних вопросов, старалась "не лезть" в его личную жизнь, а он, хотя и скупо, рассказывал мне о своем окружении, о друзьях, о девушках. Летом 82 года он пригласил в Киев, на каникулы своих друзей. Мы в это время жили на даче в Летках, а ребята - в нашей городской квартире. Виталя был очень оживлен, весел и, по-моему, влюблен в одну из девочек. Я старалась снабдить его, по возможности, медицинскими знаниями об интимной стороне жизни, мы беседовали с ним достаточно откровенно. Он удивлялся безграмотности девочек, а сам оставался достаточно наивным в своих взаимоотношениях с женщинами. Где-то на втором курсе я сказала Витале по телефону, что спирохеты (имея в виду венерические болезни) по сей день еще живут и здравствуют. На это он мне ответил, что на вокзал за спирохетами они не ходят, и волноваться мне следовало бы лишь в том случае, если бы отношений с женщинами у него не было. Эти отношения были. А мы знали только то, что нам положено было знать, и на большее не претендовали. Мы сознавали, что "ребёнок" вырос, старались понять и принять даже то, что наше воспитание принять не позволяло. Когда-то мы с Виталей обнаружили, что нам обоим очень понравилась книга Г. Г. Маркеса "Сто лет одиночества". Я сказала ему, что приму (как мать в этой книге) всех его детей, и что они будут нашими любимыми внуками... У Виталика трое замечательных и очень разных детей, а у нас трое внуков: Иосиф прекрасный, Илья блестящий и Авиталь необыкновенная. Летом 89 года Виталя спросил, можно ли ему приехать с девочкой. Я сказала: "Конечно. Но желательно знать, в каком качестве она приедет". На что он ответил: "Видно будет". В августе 89 года, перепуганная собственной смелостью, с Виталей прилетела Аннета... 2003 г. Я думаю, что для всех родителей тревожен и чувствителен вопрос о том, какой будет личная жизнь их ребёнка, кто будет рядом с ним "в горе и в радости". Сегодня мне кажется странным, что меня волновало скорее, каким будет он сам, как он сможет строить свои отношения с девушками. Я почему-то была уверена, что девушка, которая понравится и полюбится Виталику, обязательно должна понравиться и нам. Была у меня какая-то, ни на чём, кроме внутреннего убеждения, не основанная уверенность. Наверное, это взаимопонимание, похожий угол зрения и что-то ещё, очень тонкое. Мне, действительно, нравились все его девочки.
Когда Аннета приехала к нам в Киев, она была настолько юной, красивой и, как мне показалось, беззащитной, что я просто за неё испугалась. А Виталя был очень доволен тем, что она так явно нам понравилась, и в своей насмешливо-иронической манере сказал, что не женится, если мы будем против. Я была в состоянии оценить эту смесь мнимого преклонения перед родительской волей и полной уверенности в том, что от своего решения он не откажется. Я пыталась предупредить Аннету, что мой сын - человек нелёгкий и неоднозначный, а поскольку никого изменить невозможно, то в будущем ей со многим придется смириться, ко многому приспособиться. Она же, как и следовало ожидать, ничего этого тогда не услышала. Надо сказать, что Аннета понравилась всем. Она вела себя очень скромно, не пытаясь "казаться". На наших "взрослых" мужчин она произвела большое впечатление. А Виталя просил меня "не наезжать на девочку, как танк", со своим стремлением во что бы то ни стало накормить бедняжку. Свадьбу сыграли в Челябинске. Фима был нашим семейным делегатом: я приехать не могла, потому что исчерпала все свои отпускные возможности предварительным посещением. Им суждены были нелёгкие времена. Виталя работал в Троицке, Аннета продолжала учиться, начались размышления об отъезде. Беременность... Я с уважением и радостью приняла известие о том, что, несмотря на предстоящие трудности, ребёнок будет. Нужны были и мужество и душевные силы, и любовь к будущему ребёнку, чтобы продолжать учиться, готовиться к репатриации, а потом и рожать в новой стране, отказавшись, в результате, от врачебной карьеры. Мне было очень близко такое отношение, я принимала его с уважением, потому что мне были известны многие примеры прямо противоположного поведения. Рождение Йосика... Виталик был уверен, что у них будет мальчик, и хотел обязательно назвать его Иосифом - по имени обоих своих дедов, которых к тому времени уже не было на свете, и с которыми он всё свое детство так близко и любовно общался. Аннета писала нам из Израиля письма, посылала фотографии. Изредка писал и Виталя. Подробности и трудности оставались за кадром. Нам было известно только, что маленький Иосиф - это чудо. Отношения свекровь-невестка всегда очень сложные и требуют взаимного движения навстречу. Мне кажется, мы обе старались двигаться друг дружке навстречу; мне также кажется, что мы давно уже встретились... Виталика только нет... 2004 г. Хайфа |
