Илья Виниковецкий о семье Виниковецких

В Челябинске я был дважды. Сперва я там родился, а затем приехал в командировку за две недели до своего сорокалетия. Впрочем, по порядку.

Многие семьи были развеяны ветром войны не то, что по всей стране -по всему миру. В противоположность этому тот же ветер войны сгреб в Челябинске не только моих, но и Наташиных родных. Неисповедимы пути Господни. Я не могу сегодня сказать, кто из них и почему там оказался, но мои, так же, как и Наташины родители познакомились именно в Челябинске. Можно считать, что своим появлением на свет я обязан тете Лизе - Лениной маме, старшей сестре моего отца. Эта история вошла в семейные предания.

Мой папа воевал недолго. Как дипломированный инженер, он в начале войны был отправлен в пехотную школу в Тюмень, где готовили младший офицерский состав для фронта. Побасенками о времени своей учебы там он "потчевал" меня до конца своей жизни. Увы, я не имел привычки расспрашивать, а папа не очень-то любил вспоминать все, связанное с войной. Поэтому что-то из того, что я сейчас пишу, я восстанавливаю из его отдельных реплик, что-то по рассказам тети Бети, кое-что я знаю от мамы.

Так вот, судя по всему, обучение в Тюмени продолжалось где-то около года, и, как я понимаю, уже осенью 42-го лейтенант Арон Виниковецкий командовал саперным взводом. Бог хранил его от Сталинграда, хотя я точно знаю, что еще в довольно теплое время года он уже был там, где стреляют. Об этом свидетельствовало первое из его ранений - довольно-таки курьезное. В папином изложении история звучала примерно так:

– Мы шли в строю, и вдруг я чувствую - что-то вроде как щекочет руку у кисти. Глянул: кровь. Откуда? Оказалась рана на руке.

Эти два шрама в виде очень крупных оспин на правом предплечье, остались ему до конца жизни памяткой о том марше. Причем папа уверял, что шли они не под обстрелом, и откуда взялась эта шальная пуля, он так и не понял.

Второе ранение он получил, видимо, зимой 43-го во время головокружительного после-сталинградского наступления. Судя по тому, что он говорил о своем участии в Курской битве, произошло это в то время, когда единым броском от Сталинграда были освобождены и Харьков и Белгород, чтобы тут же вернуться в руки немцев. Затем потянулись мучительные месяцы позиционной войны, завершившиеся в июле-августе грандиозным Курским сражением.

Но это, видимо, было потом. Точных данных у меня нет, но из обрывков складывается ощущение, будто бы ранение, определившее дальнейшую его (и мою, стало быть) судьбу было получено, когда еще лежал снег. Т.е., скорее всего, не позже марта.

Когда во второй половине пятидесятых мы несколько раз снимали дачу в тогда еще совсем захолустном Старом Салтове, местные жители рассказывали нам, что во время боев 43-го года левый обрывистый берег Донца переходил из рук в руки 45 раз. Вероятно, в одном из таких многократно переходивших из рук в руки мест папу и ранило. Известно, что папа остался на поле боя истекающий кровью, что нашла его в поле попадья, на санях (или на санках?) доставила к себе домой и укрывала несколько недель, пока деревня, где она жила, снова не оказалась в руках советской армии.

Дальше - медсанбат, эшелон и дорога на восток. Место назначения было определено где-то в Сибири: Томск - Новосибирск - Красноярск - Иркутск. Но папа туда не доехал.

Я, действительно, не знаю, как случилось, что папины сестры и семьи его братьев оказались в Челябинске. Ведь тетя Лиза (мама Ленины) перед войной жила в Киеве, и я не знаю благодарить ли судьбу или свойственную большинству Виниковецких энергию за то, что в эвакуации она оказалась вместе с остальными: в этой истории она сыграла ключевую роль. Тогда, в 43-м, она работала в аптеке на железнодорожной станции Челябинска. В какой-то момент один из сотрудников сказал ей, что в списках раненых эшелона, стоящего сейчас на станции, он видел фамилию Виниковецкий.

Как известно, вся человеческая жизнь - это сюжет для небольшого рассказа. И множество случайностей, сплетающихся в судьбу человека, можно, следуя Чехову, ужать до нескольких страниц повествования. В данной истории случайностью можно считать лишь то, что кому-то из сотрудников попалась на глаза знакомая фамилия. Остальное было делом необоримой энергии тети Лизы и традиционно мощного поля семейного притяжения семьи Виниковецких.

Метрика Арона Виниковецкого

В сохранившейся отцовской метрике значится:

Отец - Виниковецкий Эль Аронович, мещанин Браиловского уезда.

Мать - Хая.

Прошу обратить внимание на имена. Дед сам происходил из многодетной семьи и не менее 4-х внуков его отца носили имя Арон. В значительной степени это должно свидетельствовать о весьма традиционном семейном укладе и о воспитанном с младых ногтей глубоком почтении к родителям. Бабушка умерла, когда мне было 3 года, но атмосфера почтительного отношения к самому ее имени пережила ее надолго. Об отношении к деду я могу судить лишь по тому, что имя Илья являлось чуть ли не обязательным в каждом из семейств его детей. И ведь все эти дети давно разъехались из Браилова, давно сменили местечковый уклад на "бучу, боевую, кипучую". Многие состояли в партии. Некоторые были даже ревностными ее солдатами. По нынешним временам, например, уживавшееся в тете Элле, коммунистке ленинского призыва (Нынешние! Ну-тка, кто вспомнит, что это значит?!), одновременное обожествление матери и партийных идеалов, воспринимается диссонансом. Как я понимаю, в то время никто не видел в этом никакого противоречия.

Бабушка рассказывала (не мне, конечно, а тете Бете), что первые пятеро ее детей были погодками. Младший, Арон родился после пятилетнего перерыва. Теперь представьте, что он значил для трех своих сестер, старших его на 5-7 лет. Да помножьте это на тесноту семейных уз традиционного уклада. И тогда станет ясно, что испытала тетя Лиза, когда ворвавшись в стоявший на путях эшелон, действительно, обнаружила там своего младшего брата. Кто расскажет теперь, в каких кабинетах и каким криком добивалась она изменения предписания? Но факт налицо: папа был оставлен на лечение в госпитале в Челябинске.

С этого события я и могу отсчитывать историю своего рождения, хоть это произошло спустя еще 3.5 года или даже больше.

Предположительно дом семьи Виниковецких в Браилове. Фото 1983 г.

Интересно проследить, как буря ХХ века, разрушившая почти мгновенно традиционный семейный уклад, меняла самые глубинные представления, включая представления о родственных связях. Видимо, человеку для душевного комфорта необходимо поддерживать какое-то количество родственных связей. Когда родня чересчур многочисленна, степень близости уз быстро затухает с увеличением отдаленности родства. В малодетных семьях двоюродные родственники перемещаются на вакантные места родных. Этакий закон семейной валентности. Насколько тесными были связи между детьми моего деда, настолько разобщены они были со своими двоюродными братьями и сестрами. Папа лишь в последние годы жизни почувствовал потребность найти своих двоюродных родственников, но мало что успел сделать. А ведь двоюродных братьев и сестер было у него несколько десятков. В мамином семейном клане разрыв с патриархальным укладом, видимо, произошел на поколение раньше. Уже в том поколении в семьях было не больше, чем 2-3 ребенка, зато между большинством двоюродных братьев и сестер на всю жизнь сохранились довольно тесные связи. И ничего похожего на обожествление родителей там не наблюдалось.

Метрика Лизы Виниковецкой

Нам с сестрой Аней имена достались от дедушки и бабушки (Виниковецких). Оба раза основную роль в решении этого вопроса играла тетя Элла. И оба раза папа самоустранялся от решения, выдвигая единственное условие: в имени не должно быть буквы "р" - он картавил (хоть я никогда этого и не замечал) и очень стеснялся этого своего дефекта речи. Мама же относилась к выбору имени философски: "Я знала, что к любому имени привыкаешь". Зато, когда решался вопрос о моем имени, тетя Элла сказала:

– Ты - мать, ты можешь назвать его, как ты хочешь, но учти, что Илья еще может быть: у Радочки, у Ленины могут быть сыновья. А вот другого Ильи Ароновича уже не будет.

Это было спустя почти 30 лет после смерти деда. Аня родилась через 3 года после бабушкиной смерти. Хотел бы я познакомиться с кем-то из бывших советских граждан, кто в 53-м году дал своей дочери имя Хая! Никакое обожествление родителей, видимо, не могло тогда подвигнуть советского еврея на столь отчаянный шаг. Библейские имена, если для них не находилось православной транскрипции, вовсе изымались из обращения. Не пользовались популярностью и вполне библейские, но не имеющие хождения среди русских, имена. В любом из этих случаев отыскивалось что-то сходно звучащее или хотя бы на ту же букву. Назвать же девочку Хаей в разгар дела врачей было равнозначно даже не пощечине общественному вкусу, а политическому вызову. Поскольку бабушку некоторые называли Кларой, обсуждалась идея дать это имя новорожденной. Папа взорвался (вспомните о букве "р"):

– Маму звали Хая. Это Шмуклер придумал называть ее Кларой Абрамовной!

В конце концов было решено, что имя "Аня" вполне созвучно имени "Хая" и на том порешили.

О том, что Шмуклер - это фамилия, а не имя , я узнал довольно поздно. Вслед за тетей Лизой вся родня называла ее мужа по фамилии, и только дети были обучены называть его дядей Иосифом. Впрочем, насколько я помню, в Харьков он не приезжал и познакомился я с ним, вероятно, летом 63-го года, когда сам впервые приехал в Киев. Тетя Лиза же бывала в Харькове довольно часто и, приехав через несколько недель после свадьбы Ленины и Фимы, она рассказывала, как всегда, громко и очень заразительно смеясь:

– Представляете, на свадьбе при новой родне мне же неудобно говорить ему "Шмуклер". Я и говорю: "Иосиф, передай мне, пожалуйста, то-то." И вдруг я вижу, как он исподтишка мне под столом аплодирует!

И тетя Лиза демонстрировала, как именно муж аплодировал, услышав от нее чуть ли не впервые в жизни обращение к себе по имени. Эта сцена произвела на нее большое впечатление и до самой ее смерти я еще несколько раз слышал пересказ того, как "Шмуклер аплодировал, услышав обращение к себе по имени". При этом она всякий раз так же весело и заразительно смеялась, как и при первом пересказе.

От папиных сестер: Лизы и особенно Эллы, исходила такая мощная энергия, сопротивляться которой мог лишь тот, кто сам обладал не меньшим зарядом. Папа не был так перманентно заряжен и на споры с сестра-ми решался редко. Но я хорошо помню, что решение не ехать на свадьбу Ленины было принято именно им:

– Где Лиза нас будет принимать? На своих восемнадцати метрах?

В Харькове тетя Лиза бывала довольно часто, по моим ощущениям - не реже, чем раз в году. Впрочем, это может быть и аберрация с расстояния в 35-40 лет. Ленину я тогда почти не знал. За 9 лет учебы и работы она, кажется, лишь однажды наведалась в Харьков, но все перипетии ее учебы в Челябинске и последующей работы в Макушино очень живо обсуждались всей харьковской колонией Виниковецких. Естественно, особенно много говорилось, когда все собирались по случаю приезда тети Лизы. Ленинины портреты занимали самые почетные места в семейных альбомах (за неимением места в нашей комнате никогда не висели фотографии на стенах). По-этому встреча с ней летом 63-го ощущалась скорее продолжением давнего знакомства, чем открытием для себя нового, прежде незнакомого человека.

В противоположность Ленине фигура ее отца - дяди Иосифа - до поездки в Киев была для меня загадочной. Его снимков в семейных альбомах почти не было, за исключением единственного - вместе с тетей Лизой, сделанного в фотографии, судя по всему, задолго до описываемых времен. В Харьков он, насколько я помню, ни разу не приезжал. Больше всего я слышал о нем от папы. То, что Шмуклер читал на идиш, знал древнееврейский (слова "иврит" я тогда просто еще не слышал) и прочитывал газеты от первой до последней строчки, производило на папу большое впечатление. Бывая в Киеве, папа очень любил общаться с зятем, но похоже, в целом отношение к нему в семействе было прохладным. Слишком уж большой противоположностью всем Виниковецким он являлся. Лед и пламень... Впрочем, у всех Виниковецких супруги были гораздо спокойнее и уравновешеннее их самих. Наверное, срабатывал принцип притяжения противоположных полюсов. Но это гораздо более поздние рассуждения...

1997 г

Хая Виниковецкая с дочерью Соней, сыном Ароном и внучкой Радой. Святогорск. 1937 г.

P.S.

Ю.В. Толстова (тетя Н. Виниковецкой). 28.02.1997г. Челябинск.

"...Получила сегодня твое письмо с ужасным сообщением о трагической гибели Виталика. Так тяжело, когда знаешь человека, и он молод, талантлив и так неожиданно погибает. Я не слышала об этом по ТВ.

Хорошо помню, как он пришел к нам в белом тулупчике, был сильный мороз. Был вечер. Я жарила картошку, Илюша и Виталик долго сидели, разговаривали, потом они еще сами жарили картошку. Почему-то угощать было нечем, видно, все деньги ушли на Сашину свадьбу, ведь Илюша совместил свою командировку с Сашиной свадьбой. Единственный родственник был на свадьбе. Как мы были ему рады! Особенно я!

Виталик был огорчен, накануне у него было ночное дежурство, и он сделал самовольно операцию. По-моему, она прошла успешно, но его ругали, а он хотел самостоятельности. Ведь его хотели оставить в Челябинске, но он не захотел и уехал в Троицк.

У меня осталась память о нем - ваш фильм о свадьбе.

Передайте мои соболезнования Ленине и жене с сыном. Мы искренне скорбим вместе с вами, тяжело терять близких. Знаю, что Илюша любил Виталика, представляю, как он переживает..."