Эвен Часть I Коллеги

Доктор Евгений Соломонов

– Когда мы звонили жене и матери Виталия, чтобы узнать о его друзьях, то оказалось, что друзей у него очень много. Вы согласны? Чем вы можете это объяснить?
– Я не могу это объяснить, я не занимался анализом этого явления до того, как произошло это несчастье, а после того, как это случилось, многие вещи, которые раньше казались неважными, приобрели другое значение. Мы поняли, что общались с человеком необыкновенным. Через него мы познакомились с новыми людьми, благодаря ему, я встретился здесь с парнем, с которым дружил в детстве, еще в Мариуполе - это Володя Кобзанцев. Мы встретились с ним на дне рождения у Виталика.

– Скажите, как вы познакомились с Виталием?

– Познакомились мы просто, рутинно: в РАМБАМе. Мы с ним репатриировались, примерно, в одно время, и, примерно, в одно время устроились на работу в РАМБАМ; я - в общую хирургию, он - в торакальное отделение. Подружились мы не сразу. Виталий был необыкновенным человеком, очень притягательным. Меня тянуло к нему, но с другой стороны, я боялся к нему приблизиться, боялся, что он не оправдает моих надежд, как внешне приятный человек. Он был независимый, со своим мнением, и в то же время очень симпатичный, с постоянной улыбкой, с осторожным, оценивающим взглядом. Он притягивал к себе на уровне инстинкта.
С Аннетой. 1994 г.
Потом мы познакомились с ним лучше, вместе были на офицерских курсах. В течение полутора лет мы сходились ближе и ближе, часто встречались в различных ситуациях на работе, а потом стали встречаться и дома. Я делал много дежурств, он тоже дежурил много. Потом мы вместе с ним окончили курс "Ери Мааси" - стрельбы из пистолета, потому что хотели в свободное от дежурств время участвовать в том, что происходит вокруг.  Мы вместе попали в Ливан, правда, были в разных местах. У нас в этом плане было много общего, похожие пути.
– Это был ваш выбор - я имею в виду, ваш и Виталия - идти в Ливан? Или это был приказ? Ведь вы были уже взрослыми, семейными людьми. Вы понимали, что нужно идти в милуим? Или, учитывая ваше семейное положение, в армию идти не обязательно?
– Идти в милуим обязательно, потому что мы еще молодые люди, не смотря на то, что женаты и имеем детей. К вопросу о Ливане. Мы, в общем, долго не обсуждали этот вопрос, каждый скрывал это от другого. Это был "итнадвут" - добровольное решение. Я не хотел бы, чтобы кто-то, например, из моей семьи об этом узнал, но раз уж вы задали мне прямой вопрос, то я тоже буду отвечать вам прямо.

– Значит, вы ходили туда добровольно?

– Понимаете, милуим - не добровольное дело. Но от Ливана можно было отказаться. Можно было найти путь, чтобы туда не идти, учитывая семейную ситуацию и т.д. Но мы не противились этому, мы, в общем, этим гордились, особенно, Виталик, я знаю это от него. У нас как-то не были приняты сердечные разговоры в обычной обстановке, но, тем не менее, были такие моменты, когда мы с ним говорили об этом. Был момент, когда он сказал, как ему приятно находиться среди этих детей. Он всегда называл их с усмешкой: "мэлах а-арэц" - "соль земли", он иронически оценивал ситуацию, и в то же время, он очень любил этих детей, этих солдат. И когда он в последний раз оказался там и увидел вокруг себя столько знакомых лиц - он даже не знал, как зовут этих ребят - а они хлопали его по плечу и говорили: "Виталий, ты снова с нами!" Для него это было очень важно. Он рассказывал об этом Владимиру Кваше во время их последней встречи перед той роковой поездкой. Ну, вот и все. В общем, мы не так уж много говорили с ним об армии, о мотивации - больше о приключениях.
– Вы видели его накануне этой поездки?
– В последний раз я видел Виталика 25 января, у себя дома, на дне рождения моей жены. Но после этого мы практически каждый день разговаривали с ним по телефону, потому что через неделю, после того, как его забрали в милуим, ему дали отпуск на два или три дня - вылет в Ливан тогда не состоялся, его отменили.
– Вы никогда не говорили о той опасности, которая связана с Ливаном? Вы взрослые люди, у вас семьи, дети, вы, наверняка, беспокоились. Вы не боялись туда ходить? У вас не было страха? Простого человеческого страха?
– Если вы спрашиваете меня, то о себе я могу сказать, что в первый раз я не боялся, я просто волновался, ну а дальше я боялся, конечно, боялся. Но это страх в пределах разумного, как только начинаешь там функционировать, страх пропадает. Страшнее тем, кто ждет нас здесь. В последний раз Виталька боялся очень здорово. Почему? - Просто боялся. Не надо это связывать с тем, что произошло: не было у него никакого предчувствия. Он просто боялся, это было просто ощущение.
– Он говорил вам об этом?
Милуим или военно-медицинские курсы. 1995 г.
– Тогда, 25 января, он мне сказал: "У меня просто животный страх, я ничего не могу с этим поделать". А в принципе, мы как-то смеялись над этими опасностями, т.е., не то, чтобы смеялись над опасностями, мы достаточно цинично шутили; он мог себе позволить сказать своей жене: "Я погибну - машканту спишут". Это было в порядке вещей, так шутить. Это было принято на всех уровнях: с друзьями, с близкими, с мамой, со всеми.
– Женя, вы, наверное, знакомы с Виталием, как с врачом, как с профессионалом. Какие отзывы были у больных, у персонала, с которым он работал?
– Виталий был человек сложный. В принципе, он был человек, который ничего не говорил, но по лицу его можно было увидеть, как он относится к окружающим. В этом заключалась сложность его характера. Во-первых, он не скрывал своего отрицательного отношения, он так смотрел, что это было ясно всем окружающим. Именно поэтому была масса людей, которые очень долго его, мягко говоря, не понимали, а были люди, которые его откровенно не любили. Но теперь, когда это проверено временем, я могу ответственно сказать: обычно, подлецы его и не любили. А, вообще, он был очень притягивающей натурой, и как профессионал, обладал исключительным чутьем. Человек, который мало говорил, мало высказывался, но при этом у него на каждый случай было собственное мнение, очень часто оригинальное. Его мнение часто было бескомпромиссным, несмотря на то, что кто-то из вышестоящих думал иначе, несмотря на то, что все было вопреки... но это делалось не для того, чтобы сделать вопреки, его мнение было прочувствованным, обоснованным. Он был прекрасный клиницист. А, кроме того, он прекрасно знал теоретический материал. У него были необыкновенные способности в плане чтения, он всегда "вынимал квинтэссенцию" всего материала; он умел очень хорошо абсорбировать в себе то, что необходимо, а что не нужно - отбрасывать. У него была способность очень быстро читать, он поглощал "тонны" художественной литературы, и при этом мог параллельно читать книжку по специальности. Многие, в том числе и я, поначалу этому не верили. Я думал, что это показуха, но когда узнал его ближе, убедился, что это правда. У него была способность цитировать целые абзацы из понравившейся ему книги. Он поглощал огромное количество фантастики, и говорил, что ему снятся сны, каждый день, несколько лет подряд он видит сны. У меня этого нет, я засыпаю от усталости, и у меня нет снов. Виталик уставал не меньше моего, а может быть, и больше, но у него были сны, всегда необыкновенные, фантастические. Он удивлял продавцов художественной литературы у себя в Ороте. Я был свидетелем, как однажды, пробежав глазами по полкам, на которых стояла литература, которую давали на дом, и не найдя там книг, которых он еще не читал, Виталик перешел на другой стеллаж, где стояли книги на продажу. Он взял несколько толстых книжек и попросил взять их домой, сказал, что будет читать их очень осторожно и завтра же вернет. Продавщица удивилась: "Завтра?". Она не могла этому поверить. Но назавтра он все ей вернул, и продемонстрировал, что, действительно, все прочитал, пересказав содержание прочитанного. Это была потрясающая способность, не знаю, врожденная или приобретенная - но это было явно что-то необыкновенное.
Но не это главное. В общем, главное в нем то, что он был крепким орешком, он был очень стойким. Он был человек, который, с одной стороны, говорил, как ему надоели все эти трудности, а с другой стороны - он как будто бы их искал и любил преодолевать. Когда у него был период серьезных неприятностей на работе, он сдавал экзамен за экзаменом: сдавал израильские экзамены, сдавал американские экзамены, всегда с первого раза. Причем, делал это как-то незаметно, никто не видел, как он занимался, потому что количество его дежурств, не укладывалось ни в какие нормальные понятия: как и когда мог человек при этом еще заниматься.
– Какое у вас сейчас чувство, Женя?
– У меня чувство потери. Чувство, что его всегда мне будет не хватать. Такое чувство, будто бы от меня что-то вдруг оторвали. Наверное, это потому, что у меня давно уже не было друзей, и вдруг, я даже не оценивал это - что он мой друг... это произошло так незаметно, я так хотел бы называть его своим другом... И вдруг его нет. Поэтому трудно поверить, что он никогда не вернется. Это пока еще не укладывается в сознании.
– Вы кого-нибудь обвиняете в случившемся?
– Нет. Это один из способов защиты от несчастья. Психологическая защита. Это судьба. Просто жаль, что так произошло.
– Спасибо.
– Дело в том, что прошло 6 лет, с тех пор, как он приехал в Израиль. За это время произошло столько изменений, что их могло бы хватить на целую жизнь. Виталий приехал сюда потому, что хотел приехать именно в Израиль. Он сделал за эти 6 лет столько, что человеку, не испытавшему на себе, что такое репатриация, просто невозможно понять.
Я бы очень хотел, и его мама тоже хочет, чтобы люди знали: он не приехал сюда "новеньким" и не погиб "новеньким". Он успел состояться, он сумел добиться уважения в больнице: и среди больных и среди очень значительных сотрудников больницы. Он сумел доказать, что, несмотря на не очень хорошее образование, которое он получил там, он был великолепным специалистом, потому что он этого хотел и приложил массу усилий и, кроме того, он умел учиться. Он был одним из ярких представителей той элиты, которая сюда приехала. Хотелось бы, чтобы те люди, которые никогда не жили в России, тоже поняли, что среди новых репатриантов есть много таких, которые приехали с желанием вложить в эту страну и прославить ее. Не хотелось бы, чтобы это прозвучало пошло, потому что я говорю эти слова, действительно, от всего сердца, и они, действительно, отражают мироощущение Виталия - он хотел доказать, что мы можем... В общем, он успел это доказать. К сожалению, он погиб за эту страну. Он мог бы еще жить для нее... но...
– В каких войсках служил Виталий?
– Он был врачом...
– Я имею в виду - он принадлежал к каким-то определенным войскам? Может быть, его посылали в танковые бригады или еще куда-нибудь?
– Нет. Существуют разные варианты, но это долгий разговор. Он не принадлежал к какой-то группировке, которая постоянно находится в Ливане. Он шел туда по врачебному графику. Врачебный график не предусматривает какую-то определенную часть. Мы работали с разными частями: с десантниками, с подразделением "Голани", разными частями, которые там служат.
Милуим или военно-медицинские курсы. 1995 г.