Эвен Часть I Коллеги

Доктор Владимир Кваша

– Володя, вас тут несколько врачей из нашей алии, которые проходили резидентуру в этой больнице. И в то же время вы дружили между собой, в частности, вы дружили с Виталием Радинским. Скажите, как вам это удавалось? Не было ли у вас борьбы, соперничества, чувства зависти друг к другу?
– Каждый "оле хадаш" (новый репатриант), приехавший в Израиль, проходит через несколько стадий. Оставив в России большинство своих друзей, он часто оказывается здесь в дефиците общения со своими близкими друзьями, которых он приобрел в течение всей жизни. В Израиле наступает фаза, когда человек должен начинать борьбу за существование, за жизнь, за свою специальность и, в конце концов, за свою зарплату: ведь ему нужно кормить семью. И все эти заботы, которые сваливаются в Израиле на голову нового репатрианта, часто отодвигают на какой-то период необходимость в этих друзьях. Но со временем, когда жизнь начинает как-то налаживаться, когда прошли уже эти тяжелые этапы: изучение иврита, получение ришайона - я имею в виду врачей - сдача экзаменов... Экзамены довольно сложные, особенно для "русских", потому что мы учились по другой системе и не знакомы со здешними принципами сдачи экзаменов. Потом вы находите работу по специальности. На всех этих путях нам встречаются люди, которых мы либо принимаем, как своих друзей, либо не принимаем. Виталика я встретил здесь, в РАМБАМе, когда проходил ротацию в реанимационном отделении. И как-то незаметно для меня и для него мы стали друзьями. Нас с ним многое объединяло, прежде всего, наша специальность, наши взгляды на Израиль, на его будущее и даже политические взгляды.
– Вы говорили, что вам было трудно найти здесь друзей. Вот вы пришли в больницу и начали знакомиться с разными людьми, в том числе, с Виталиком.
– Я говорил, что, как мне кажется, каждый человек проходит здесь через определенные этапы. Виталик, естественно, не единственный мой друг, но один из самых лучших. Я еще хотел сказать, что в Израиле сосредоточилось, сюда приехало огромное количество очень умных, талантливых, способных людей. Виталик был одним из них. Естественно, к нему тянулись люди, многие хотели иметь его своим другом, благодаря его необыкновенным человеческим качествам. В первую очередь, это сильный человек, человек, который привлекает к себе этой силой, этой стойкостью. Он всегда был весел, даже в трудных ситуациях. У него и в больнице не все сразу складывалось удачно, но никто и никогда не видел его плачущим, "размазывающим по лицу слезы и сопли". Он был стойкий, он добивался. Он заражал этим окружающих, и поэтому его любили. Он был надежным.
Последняя наша с ним встреча произошла в тот день, когда отменили первый полет в Ливан. Виталий позвонил и сказал, что находится у Вадима Мельника в Цфате. Он попросил, чтобы я приехал: у него что-то не ладилось с машиной. Я приехал, забрал его, и мы долго еще сидели, разговаривали в этот день. Я знаю, что вам уже рассказывал об этом мой товарищ Евгений Соломонов: Виталик был патриотом Израиля, несмотря на то, что он здесь не родился, но он все это принял и считал своим долгом служить в армии. Он считал, что там, в Ливане, где могут случиться всякие неожиданные, тяжелые ранения у солдат, такие врачи, как он - хирург, к тому же, хорошо знающий реанимацию - могут помочь намного лучше, чем, например, терапевт или молодой врач, которого призвали в армию сразу же по окончании медицинского факультета. Хотя у Виталика были основания освободиться от армии. Он не был физически абсолютно здоровым человеком. Так что у него была возможность освободиться от армии, но он мне говорил, что никогда бы этого не сделал. Он говорил: "Мне потом всю жизнь будет стыдно... за такой поступок".
– Вы общались с ним в последний день?
– Перед вылетом он звонил... Вообще, перед вылетом в Ливан он позвонил всем своим друзьям... ну, почти всем своим товарищам. Трудно сказать, предчувствовал он что-то или нет. Теперь это все - домыслы. Он был каким-то напряженным. Но мне тоже казалось, уже потом, когда это все случилось, что он чувствовал себя не так, как раньше, когда уходил в Ливан или на другую службу. Что-то его тревожило, что-то его настораживало. Впрочем, вероятно, это домыслы. Просто человек, который отправляется на службу в опасное место, наверное, должен что-то ощущать, какую-то тревогу. Вечером, когда по телевидению начали передавать сообщения о катастрофе, у меня появилось чувство, что там был Виталик. Потому что накануне вечером он мне позвонил и сказал, что завтра их в конце концов отправляют. Вначале было непонятно: есть раненые - нет раненых. Я позвонил в РАМБАМ, мне ответили, что все ждут, что все готово к приему раненых. А потом сообщили, что раненых нет, и сказали, что всем, кто служит в Ливане, дали возможность позвонить домой и сообщить близким, что с ними все в порядке (если в порядке). Виталик не позвонил. И стало ясно, что он погиб. Что я чувствую? - То, что чувствует человек, потерявший близкого друга... Потерю близкого человека - необратимость потери... Закончилась жизнь замечательного человека... И не только жизнь моего друга - жизнь семидесяти трех человек. Я просто не знал остальных, и потому говорю только о Виталике. Конечно, это трагедия всего израильского народа. Хотелось бы, чтобы это больше никогда не повторилось.
Милуим. В гостях у доктора Кваши. 1996 г