Эвен Приложения

"Две Марыи"

Из записей Н.Виниковецкой.
Мы пришли на кладбище втроем: Ленина, Илюша и я. С момента гибели Виталика прошло уже больше года. Рядом с ним похоронен командир Моше Муалем и еще двое солдат, погибших при столкновении вертолетов. Над могилой Моше хлопотала его вдова Шули - молодая худощавая "религиозная" женщина, в длинном платье и шляпке. Вероятно, Ленина была с ней хорошо знакома, потому что молодая вдова улыбнулась ей чудесной просветленной улыбкой.
Мы приступили к обычным кладбищенским делам: выбросить увядшие цветы, поменять воду в вазе, поставить свежий букет, зажечь поминальные свечи. Естественно, что при этом мы разговаривали между собой по-русски. На нашу русскую речь неожиданно отозвалась еще одна посетительница кладбища - пожилая, элегантно одетая женщина, заметно утомленная жарой.
– Извините, - обратилась она к нам, - вы откуда? (типично израильский вопрос)
– Мы с Украины.
– Кто у вас здесь похоронен?
– Сын. Племянник. Доктор Виталий Радинский. Крушение вертолетов… Знаете?
– О! Конечно, знаю! У меня здесь тоже доктор.
Наша собеседница открыла сумочку и достала фотографию молодого человека с густыми русыми волосами, светлой бородкой, открытым взглядом и жизнерадостной улыбкой.
– Какое чудесное лицо! Это ваш сын?
– Нет, не сын. Но я была ему, как вторая мама. На этой карточке он еще студент... Мы познакомились с ним случайно: он "голосовал" на дороге, и я его подвезла. Он приехал в Израиль один.
– Тоже из России?
– Нет. Отец его - из Германии; мать - из Голландии. Сначала он был здесь студент, потом стал врач-невропатолог. Погиб в сорок лет.
– На войне?
– Нет. Разбился на мотоцикле… Что это был за человек! Как он играл! Сколько всего успевал! Он боялся потерять минуту. А вот, смотрите - его жена…
– Красивая!
– А вот его ребенок. Я бываю в этой семье, мы очень дружим. Они часто приходят на кладбище. Если бы вы видели, сколько у него друзей, сколько людей к нему приходит!.. А он видит. Я верю, это мы не можем их видеть, а они нас видят… Смотрите, вот могила, в соседнем ряду. Видите? Девочка-солдатка. Перед самой своей гибелью он дал ей справку. У нее болела нога, и она не могла бегать. Но она этой справкой не воспользовалась и через неделю погибла в автомобильной катастрофе… Сестра девочки нашла эту справку среди ее вещей, а потом на кладбище вдруг прочитала фамилию врача на соседней могиле.
– Удивительная история!
– Да. А вот тут недалеко похоронен сын моих друзей. Он погиб на войне Судного Дня. Они после этого перестали жить. Не выходят из дому. Сделали себе это… как это… пэсэль…
– Статую.
– Да, статую. Поставили ее в саду.
– Извините, а вы сами откуда приехали?
– Я? Из Польши. Меня зовут Марыя, я из Польши…
– ?
– Хотите спросить, где я научилась говорить по-русски?
– Да. Вы очень хорошо говорите. Почти совсем без акцента.
– Вот видите, научилась. Когда немцы поделили с русскими Польшу, наша семья оказалась на советской территории. НКВД выслало нас в Марийскую область.
– Там вы и научились?
– Мне было шесть лет, когда пришли русские. Нам говорили тогда: "Не повезло, лучше было бы жить у немцев. Они культурные. А то, что про них рассказывают, так это все выдумки". Родители заплатили большие деньги, чтобы нас переправили через границу, к немцам. А у меня ночью поднялась температура сорок. Ну, да все равно, наутро пришло НКВД, и нас отправили в Мари.
– В лагерь?
– Нет, не в лагерь, на поселение. А как началась война, нам сказали - езжайте, куда хотите. Мы поехали в этот… Пышкэк… Мама, папа, еще одну девочку мы с собой взяли, еврейку, сироту из детского дома. Вот такая судьба.
– Получается, что Сталин вас спас? Я уже не одну такую историю слышала.
– Не думаю, чтобы он собирался кого-нибудь спасать. Тем более, евреев…
– У меня была няня, - продолжает Марыя - Полька. Ее звали, как и меня - Марыя. Когда нас отправляли в ссылку, она тоже поехала с нами. Ой, тяжело было!.. голодовали... Марыя, сама больная раком, отдавала мне свою еду. Мой отец сидел и плакал, а Марыя шла воровать, чтобы меня накормить. Вот так... Мы похоронили ее там, в Пышкэке. Когда возвращались в Польшу, мама взяла мешочек земли с ее могилы и отдала брату... В Пышкэке я училась. Есть похвальная грамота по-русски. Потом вернулись в Польшу. А там антисемитизм! О! Жить было нельзя - такая ненависть!.. Вот мы и уехали в Израиль...
Мимо нас, направляясь к выходу, прошла вдова командира Моше Муалема. На прощанье она улыбнулась нам своей чудесной просветленной улыбкой.
– Нет, я так не могу, - сказала Марыя, - им, религиозным, все-таки легче. Намного легче. Я ведь тоже верю, читаю псалмы. Но не могу, как они. С этим, видно, ничего не сделаешь - не могу… Я часто прихожу на кладбище - но его здесь нет. Я чувствую, что он не здесь... Однажды я увидела его во сне. Как будто он был на какой-то другой планете. Я спросила его, на какой. Он ответил: на Сатурне…
– Правда? А вы знаете, что Сатурн - это считается планета евреев?
– Да, я знаю.
– Наша сиротка, - говорит Марыя, - помните, которую мы взяли из детского дома? - потом уехала в Канаду… Однажды я была у нее в гостях, а когда возвращалась домой, в аэропорту, уже у нас в Израиле, сотрудник службы безопасности посмотрел в мои документы и спрашивает: "Что это за имя у тебя такое: Марыя. Почему не Мирьям? Почему Марыя? Может быть, ты не еврейка?". Вы знаете, тогда Бен Гурион хотел, чтобы все в Израиле поменяли свои имена на еврейские. А я отвечаю тому парню: "Тебе что, всю мою жизнь рассказать, или хватит части?" Он молчит. Ну, я тогда рассказала ему про Марыю. Сохранить ее имя - это единственное, что я могу сделать ей в благодарность...
1998 г