Эвен Часть II О них...

Командир

Из газеты "Маарив" от 7. 02. 1997 г
Подполковник Моше Муалем
Подполковнику Моше Муалему (благословенной памяти) к моменту его гибели исполнился тридцать один год. Он был последним, кто поднялся на борт вертолета. Уже давно работали винты, пора было закрывать двери, а подполковник Муалем все еще говорил по мобильному телефону со штабом своей бригады.
– Поэтому какое-то время еще сохранялась надежда, что он все-таки опоздал, и вертолеты поднялись в воздух без него, - говорит Шули Муалем, жена Моше. - И только я одна с самого начала знала, что никакой надежды нет, что он погиб.
...Моше, сын Рахели и Йехезкеля Муалем, вырос в Кирьят Хаиме. Красивый, умный, общительный мальчик, за какое бы дело он ни брался, он все стремился сделать наилучшим образом. Во втором классе он уже решал трудные задачи по математике. Родители всегда и во всем спрашивали у него совета. Ни одно решение в семье не принималось без его участия... Когда Моше подрос, он пошел учиться в военную школу-интернат, а оттуда - служить в разведку бригады Голани.
– Было очевидно, что он дойдет до самых высоких чинов. Он любил армию. В нем с детства воспитывали идеалы, воспитывали любовь к родине, - говорит Шули.- В этой семье, вообще, не знали, что такое недостаток мотивации (для службы в армии).
Шули и Моше познакомились девять с половиной лет назад на свадьбе у общих друзей. Она - религиозная и даже очень религиозная девушка, в то время, как он - совершенно светский парень. В тот вечер Моше подвез ее на своем автомобиле домой, в Хайфу, и по дороге они обменялись телефонами. Прошло несколько недель, прежде чем Шули, наконец, решилась ему позвонить.  
– Он сказал мне тогда: "Ну, и много же тебе понадобилось времени для этого звонка!" Очень характерная для него фраза.
Три года они встречались. "О, это большая любовь!" - говорили их друзья.
– Если бы между нами не стояла религиозная проблема, мы бы поженились через две недели после знакомства. Но дело в том, что мне понадобилось много времени для того, чтобы смириться с тем фактом, что он - человек, далекий от религии, и с этим ничего не поделаешь. А ему, в свою очередь, было очень трудно смириться с тем, что я - религиозная. За эти годы мы дважды расставались. В первый раз, потому что у меня просто не было сил это продолжать, а во второй раз - потому, что Муалем уже был готов принять абсолютно все - кроме религиозного запрета на сексуальную близость вне брака. И вот, когда мы с ним расстались, я за три недели похудела на восемь килограмм. Я просто не могла без него жить. И подружка устроила нам встречу - как будто бы случайно. Мы встретились и сразу же отправились под хупу.
 На их свадьбе было много веселья и танцев, причем, не только традиционных, религиозных, но и светских: восточных и салонных танцев для гостей жениха.
– Мы с Муалемом - две противоположности, - говорит Шули, - В политике я придерживаюсь крайне правых взглядов, а он - убежденный "левак". Я очень религиозная; а он - абсолютный эпикуреец. Вокруг меня всегда много людей; а у него - пять-шесть друзей, которые остались еще с первого класса. Он - молчун, а я - очень шумная; и несмотря на все это, в наших отношениях была полная гармония.
– Случались ли между вами споры по поводу религии?
– С тех пор, как мы поженились - ни разу. Каждый из нас уважал мировоззрение другого, и мы понемногу уступали друг другу. Я сделала уступки идейного характера - согласилась с тем, что Моше никогда не будет носить кипу и ходить в синагогу, что он не будет верить в Бога. Со своей стороны Муалем тоже сделал решительные уступки. Он соблюдал шаббат, кашрут, ниду и согласился с тем, чтобы наши дочки получили религиозное воспитание.
– Как ваши семьи отнеслись к этому браку?
– В семье Муалема меня приняли очень радушно. Его мама начала готовить кошерную пищу. Она сказала мне: "Шули, я выбрасываю всю свою старую посуду. Скажи мне, что я должна купить взамен. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя у нас, как в родном доме." В моей семье все было гораздо сложнее.
Говорит Мэир, брат Шули:
– Мы выросли в очень религиозном доме, где строго соблюдались традиции. Естественно, все были уверены, что Шули выйдет замуж за какого-нибудь йешиботника. Вокруг нее было много таких ребят... И тут вдруг появляется Муалем, такой, какой он есть - в сандалиях на босу ногу, простой в общении, без всяких церемоний... Поначалу для нашего отца это было непривычно, но очень скоро он полюбил Моше. К нему ведь невозможно было относиться иначе.
Моше Муалем оставил разведку Голани и пошел учиться на офицерские курсы. Окончив курсы, вернулся в одно из боевых подразделений Голани, где служил на разных командных должностях, вплоть до заместителя командира батальона. Но после женитьбы он демобилизовался из армии и поступил в университет. Молодые супруги переехали жить в Беер-Шеву. Шули работала в больнице “Сорока” ответственной сестрой отделения, Моше изучал электротехнику.
– Для него это были очень тяжелые годы, - говорит Шули. - Когда мы решили пожениться, я поставила условие, чтобы он бросил Голани и больше не ходил в Ливан. Но он так сильно скучал по армейской службе, ему так не хватало поля боевых действий, так не хватало его солдат... Он страдал, ему, действительно, было очень плохо.
В конце концов, Муалем вернулся в армию и снова был назначен заместителем командира батальона Голани - того батальона, который в течение прошлого года потерял девять своих бойцов.
– Я помню, насколько тяжело он это переживал, - говорит Шули, - как страдал из-за того, что должен оставаться в зоне военных действий, и не может сразу же поехать в семьи, потерявшие своих сыновей, чтобы разделить их горе. Он все время говорил мне: "Шули, я не знаю, все ли мы сделали для того, чтобы избежать этой гибели? Пойми, ведь каждый солдат - это не просто порядковый номер или армейская должность. За каждым солдатом стоит целый мир."
Примерно в то время, о котором мы сейчас говорили с Шули, мне довелось беседовать с ее мужем, подполковником Моше Муалемом. Я готовил тогда статью о потерях в его батальоне и приехал на Голаны, чтобы с ним побеседовать. Мы встретились под дождем. Он держался просто и скромно, было видно, насколько глубоко он переживает гибель своих солдат. И в то же время он был полон жизни, у него было прекрасное чувство юмора. В батальоне говорили, что Муалем - из тех, кто выживет в любой ситуации, что ничего плохого с ним никогда не случится.
– Не родился еще такой террорист, который способен убить Муалема, - сказала мне Шули, - его могла погубить только вот такая наша катастрофа!
Подполковник Моше Муалем приезжал домой в Беер-Шеву раз в две-три недели. Но каждый вечер или днем после полудня он звонил Шули и своим маленьким дочкам Ноам и Ницан.
– Ноам рассказывала ему по телефону о том, как она ссорится с Ницан, жаловалась, что ей не дают шоколада, - говорит Шули. - Обычные проблемы пятилетнего ребенка. Потом она спрашивала его: "Папа, как там поживает твоя армия?" Каждый день она задавала ему один и тот же вопрос. У меня было постоянное чувство, что девочкам его недостает. Мы очень мало бывали вместе и поэтому отпуск старались провести сообща, всей семьей. На одну неделю в году мы обязательно куда-нибудь уезжали; в последний раз мы отдыхали на Мертвом море. Это было в декабре, и теперь я понимаю, что это была наша прощальная поездка.
За неделю до своей гибели Моше Муалем получил пятидневный отпуск и приехал домой. Дома он играл с детьми, навещал друзей, а в четверг они с Шули пошли в кино, смотрели фильм, который называется "Рассекая волны".
– Я была в восторге, - рассказывает Шули, - а Моше явным образом томился. Единственное, от чего он получал удовольствие - это была музыка. Потом я ему сказала: "Знаешь, почему фильм тебе не понравился? Потому, что герой был ранен, а жена так преданно за ним ухаживала... Ты ведь уверен, что с тобой такого никогда не случится."
– Он согласился с твоим мнением?
– Нет. Он сказал, что это глупости.
– Его когда-нибудь мучил страх?
– Нет, никогда. Дело в том, что ведь и я сама тоже не ощущала реальной опасности. С той минуты, как Муалем вернулся в армию, я вообще перестала слушать новости. Я знала, что, если с ним что-то случится, мне сообщат. Я просто не хотела на этом концентрироваться. Муалем часто повторял: "Если не стучатся в твою дверь - значит, ты жив".
 Во вторник, во второй половине дня Моше Муалем позвонил своей жене Шули в больницу, и это был их последний разговор.
– Я знала, что он отправляется в Ливан, но старалась принимать это спокойно: у меня просто не было другого способа справиться с ситуацией. Мне всегда казалось, что ехать в Ливан по земле опаснее, чем лететь вертолетом. Теперь я понимаю, что ошибалась. А наш последний с ним разговор был самым обычным, ничего из ряда вон выходящего.
Пять часов спустя, в семь сорок пять вечера, в квартире семьи Муалем раздался телефонный звонок. Девочки Ноам и Ницан к тому времени уже спали в своих кроватках. Шули сидела и занималась - готовилась к экзаменам на вторую степень. Звонил Меир, брат Шули.
– Он сказал, что на Севере столкнулись два вертолета, и спросил, известно ли мне об этом. Я пыталась что-то выяснить по телефону, но мне это не удалось. Потом в новостях сообщили, что речь идет о двух вертолетах, возвращавшихся из Ливана. Я помню, что это известие настолько меня успокоило, что я даже приготовила себе чашечку кофе. Но в ту минуту, когда объявили, что это была ошибка, и на самом деле, вертолеты столкнулись по дороге в Ливан, я сразу поняла, что все кончено. Я позвонила в бригаду и стала кричать, чтобы они нашли моего мужа.
В четыре часа утра в дверь квартиры Муалем постучали. Это были люди из команды ответственного офицера Беер Шевы; они сообщили Шули, что подполковник Моше Муалем пропал без вести. И только в среду, в шесть часов вечера удалось, наконец, опознать его тело.
Шули Муалем с дочками Ноам и Ницан
– Самыми тяжелыми были для меня часы неизвестности, - говорит Шули. - Я знала, что его не могут найти, знала, что надежды больше нет, но пока не пришло официальное сообщение о его гибели, я чувствовала себя совершенно потерянной. Все время я думала только о том, чтобы увидеть его перед тем, как его похоронят. Мне было важно с ним проститься.
Подполковник Моше Муалем мечтал сделать в своей жизни еще очень и очень много. В последнюю пятницу они с Шули получили подтверждение своего участия в проекте "Реут-Гимель", а в воскресенье подписали договор с министерством обороны на покупку собственной квартиры в Беер-Шеве. Они хотели еще одного ребенка - желательно, мальчика - хотели назвать его Таль-Хаим. Муалем надеялся, что получит командование в одном из батальонов бригады Голани. "А потом, - говорил он Шули, - когда я демобилизуюсь из армии, я буду путешествовать, буду ездить по заповедникам и национальным паркам". Ему хотелось путешествовать, хотелось заниматься творчеством.  
– О чем ты больше всего скучаешь?
– О его улыбке, о наших с ним разговорах.
– А если бы Моше мог тебя сейчас услышать, что бы ты ему сказала?
– Я сказала бы ему, что он -это самое лучшее, что случилось в моей жизни.